Личный поверенный товарища Дзержинского. Книги 1-5 - Страница 71

– Его друг, – отвечал я.

– Какой друг? – спрашивал дежурный и я вешал трубку на рычаг телефона-автомата. Звонил всегда из тех телефонов, по которым трудно определить мой ареал обитания.

Если бы Миронов был в числе действующих сотрудников, то дежурный бы не выяснял, какой друг звонит, а просто спросил бы, что передать полковнику Миронову. А что передавать сотруднику, которого уже нет? Ничего.

На третий звонок дежурный уже спросил, что передать полковнику Миронову. Вероятно, прошла по команде информация о звонке.

– Мне нужно встретиться с полковником Мироновым, – сказал я.

– Сообщите, где будет встреча, и мы передадим это Миронову, – предложил дежурный.

– Это я сообщу Миронову лично, – сказал я.

– Когда вы сможете ещё позвонить, – спросил дежурный.

– Через три дня, – сказал я, не давая им время на праздные раздумья. Если полковник в лагере, то за три дня его могут доставить в Москву. Если полковника нет в живых, то на нет и суда нет. Я никому ничего не обещал. Миронову тоже. Просто мне хотелось быть полезным своей родине и больше никому.

Через три дня мне сказали:

– Соединяем с полковником Мироновым.

В трубке что-то щёлкнуло и усталый голос произнёс:

– Миронов слушает.

– Товарищ Мирон? – переспросил я.

– Да, это я, – произнёс отвыкший от телефона голос.

– Вам привет от Рикардо Гомеса, – сказал я. Пароля у нас не было, но гостиницу, где мы в последний раз встретились, он должен был помнить.

– Это ты? – спросил Миронов несколько оживающим голосом.

– Да, – сказал я, – нам нужно встретиться. Ты должен быть один. Если я замечу даже малейшие признаки наблюдения за тобой, то пусть твои хозяева сосут палец. Меня вы не увидите никогда, я знаю, что они делают с людьми. Мои мать и отец на их совести. Я опасаюсь встречаться и с тобой, потому что твои хозяева сдадут меня в гестапо с потрохами.

Я это говорил специально, потому что знал, что нас слушают с десяток больших начальников, подключённых к одному проводу без микрофонов, иначе бы они выдали своё присутствие сопеньем, матюгами и прочими признаками партийной интеллигентности. Я перекрывал себе пути возвращения на родину, потому что при моём возвращении меня только вот за эти слова отправили бы к моим родителям. Я знал, что не вернусь в Россию никогда, потому что сомневался в том, что Россия может быть без партий власти, господства этих партий и спецслужб, подчиняющихся партии.

– Я постараюсь быть один, – сказа Миронов.

– Не постараюсь, а один, – гнул я своё. – И никакой информации обо мне не докладывать своим начальникам.

– Как так? – тут уже удивился сам Миронов.

– А так, – сказал я, – мне терять нечего, пусть заслужат доверие…

Я представляю, что делалось у трубок прослушивания.

– Хорошо, – сказал Миронов, – где встречаемся?

– Завтра, у центрального входа в зоопарк, в полдень, – чётко сказал я. – Я буду в сером костюме, в шляпе, в тёмных очках. В руках сложенная вдвое газета «Правда», в месте сгиба будет вложена гвоздика. Запомнили? Могу повторить.

– Запомнил, буду, – сказал Миронов.

На эту встречу я и не собирался приходить. Я хорошо присмотрелся к дворникам, мороженщицам и продавщицам газированной воды с сиропом. Вряд ли они запомнили мужчину, который с удовольствием выпил у каждой по стакану газировки с двойным сиропом. Мороженщиц я изучал на следующий день.

За час до открытия зоопарка я уже был на месте, на своём наблюдательном пункте и в бинокль рассматривал окрестности. Из трёх мороженщиц осталась одна знакомая, две продавщицы воды были мне незнакомы. Два дворника сменились. На автостоянку встали две «эмки». Водители были знакомы друг с другом, а пассажиры, по трое мужчин в каждой разошлись в разные стороны. Я думаю, что читатель достаточно умён, чтобы ему нужно было дополнительно разъяснять складывающуюся ситуацию.

В 11.30 прибыл чёрный «паккард» с начальниками. Четыре человека. Судя по поведению, примерно одинакового ранга. Была бы возможность, приехали бы каждый на закреплённом автомобиле с клерками. Похоже, решили орденком разжиться за руководство и непосредственное участие в разоблачении и задержании опаснейшего врага всего советского народа, партии большевиков и лично товарища Сталина Иосифа Виссарионовича. О таких в лагерях и песни пели:

Ему за нас и денег, и два ордена,А он от радости всё бил по морде нас…

Как-то незаметно около начальников образовались четыре физкультурника-мордоворота в хлопчатобумажных спортивных костюмах – группа физического задержания.

Все на месте. Ждут прихода Миронова и его таинственного знакомца.

Появился Миронов. Первое, что бросилось в глаза – землистый цвет лица. У меня был такой же после отсидки в чекистском заключении. Идёт прихрамывая. Левая рука вдоль туловища. Напряжён, как будто под прицелом снайпера. А, может, так оно и есть. Есть человек – есть проблема. Нет человека – нет проблемы. Умер Максим, ну и хрен с ним.

Ну, что же, у меня остаётся примерно полчаса, чтобы убраться отсюда, потому что, подождав немного и почувствовав, что их рассматривали как клоунов, вылезших на арену перед центральным входом, сюда будут стянуты все силы для проверки всех подозрительных лиц мужеского пола в серых костюмах, в шляпах и тёмных очках.

Глава 34

Через день я снова позвонил в НКВД. Моего звонка ждали.

– Дежурный по управлению НКВД, – раздался звонкий голос.

– Полковника Миронова, пожалуйста, – спросил я.

– Соединяю, – ответил голос, щелчок и голос Миронова, – Я слушаю вас.