Буэнос-Айрес жил своей жизнью, не подозревая о том, какие страсти кипят в провинциальных городках Аргентины.
По обусловленному каналу связи через посольство я передал сообщение о том, что мною обнаружены останки Мюллера и Гитлера. Вероятно, моя информация вызвала эффект взорвавшейся бомбы, потому что мне целую неделю пришлось ждать условного сигнала о том, что моё сообщение доставлено по назначению. Пешком они его в Москву оправляли, что ли? Затем через тайник мне была передана записка об ожидании представителя Центра.
В это время в СССР шла активная борьбы с пережитками культа личности и вытравливания всех сотрудников, которым пришлось работать вместе с Берия. Разведка была обезглавлена. Все опытные сотрудники либо были уволены, либо посажены в тюрьмы по статье об антигосударственной деятельности. Сделали статью, и объекты по этой статье стали сыпаться как из рога изобилия.
Какую статью ни сделай, всегда найдётся достаточное количество лиц, подлежащих суду по ней. Не верите? Попробуйте сами. Придумайте самую невероятную статью. Например, подача световых сигналов с целью установления преступной связи с внеземными цивилизациями. Для этих придётся строить дополнительные концлагеря. Или, ещё пример. О мысленном противодействии экономическим преобразовании в СССР. И тут найдётся много виноватых. Хитрый взгляд – реализовал свои козни против экономики. Хмурый взгляд – готовит козни и так далее.
Мне казалось, что затяжка с информацией о встрече с представителем Центра связана с новым арестом генерала Миронова. Не везёт мужику. Есть такая категория людей, которые всегда и во всем виновны. Где-то даже стихи есть про таких людей, все не помню, но вот два четверостишия врезались в память:
Всегда я в чем-нибудь виновен,То встал не так, то взгляд не тотИ не по тем лекалам скроен,И что душою не урод,Что не маячу пред глазамиИ не пою молитв богам,Не куплен златом и щенками,И каждый день я сам с усам.
Я как в воду глядел. В условленное время в условленном месте с оговорёнными опознавательными знаками прибыл неизвестный мне человек. Кто его знает, что это такое? Вдруг предательство и контрразведка враждебного государства с распростёртыми руками примет меня в свои объятия и выделит отдельную камеру в секретной тюрьме. Я не стал дожидаться приключений и покинул место встречи.
В этот же день по каналу связи передал информацию о вызове на встречу представителя Центра. Снова недельное ожидание и получение сигнала о том, что моя информация передана.
Ничего не сделаешь, советская система – все бегом, скачками, перенапряжение сил и средств, получение результата и вдруг оказывается, что этот результат никому и не нужен. И это не только в разведке. Во всех отраслях. То вдруг бросаются огромные силы и средства для взятия ничем не приметной высотки. Положили две дивизии, десятки тысяч человек, взяли высоту. Доложили наверх о взятии высотки. Взяли? Ну и ладно. Для чего людей гробили? Никто не знает? Знают, решили сделать приятное верховному начальнику.
Или работают в три смены для выполнения плана по выпуску резиновых галош. К полуночи последнего дня месяца выполнили план и доложили о выполнении повышенных обязательств, а на следующий день собирается совещание по затовариванию складов не имеющей спроса продукцией.
– Социализм, едрит твою лять, – говорит дед Сашка, – все делается по плану, даже глупости и те запланированы.
Сидим в Буэнос-Айресе второй месяц. В четверг наблюдаю со стороны – тот же человек, и информацию в посольство. Следующая неделя – повторение предыдущей.
Меня никто во времени не ограничивает, мне зарплату никто не платит и не попрекает тем, что я за копейки не работаю как за рубли. Удивляться ничему не приходится. Всех выдающихся людей Россия разогнала, новые таланты находятся под сукном, зато в чести те, кто каблучком щелкает, всегда с полупоклоном и на все вопросы отвечает: так точно, всегда готовы! Поэтому, куда ни ткнись, везде к мировым событиям и изобретениям причастны наши с вами земляки.
На днях мы с дедом Сашкой обсуждали вопрос нашей матери Родины.
– Слушай, дед, – сказал я, – времена в России нашей поменялись. Сталина и Берии нет, необоснованно репрессированных людей реабилитируют, вслух заговорили о перегибах, начали печатать писателей, о которых даже говорить публично нельзя было. Может, возьмём и поедем в Россию? Как ты думаешь?
– Я бы пешком в Россию пошёл, Дон Николаевич, – сказал дед, – да вот только у власти все те же, что при Сталине были, а они ещё не скоро изменятся. Оттепель всегда сменяется холодом. Даже лето сменяется зимой и все время нужно думать о том, как бы чего не сказать лишнего. А я, вишь ты, разбаловался по заграницам и что хочу, то и говорю. Могу любого президента и премьер-министра по матушке послать, если по делу, и никто мне ничего не скажет. Мне тогда по шапке дадут, если я на них напраслину возводить буду. А в России это можно будет делать? Вот ты мне как на духу скажи, когда-нибудь наступит такое время, что человек в России будет говорить обо всем свободно, не боясь, что за это он загремит на лесоповал?
– Ну, ты и вопрос задал? – усмехнулся я. – Знаешь ведь, куда стукнуть побольнее. Не верю я, что наступит такое время. Определённая свобода будет, цари будут демонстрировать демократию, а вот на местах местные князьки будут с этими свободами бороться не на жизнь, а на смерть и вся правоохранительная система будет на их стороне.
– То-то и оно, – сказал дед Сашка, – давай уж поживём здесь. Возможно, что потом мы больше пользы принесём и знаниями своими, и деньгами. Там все наши деньги отберут и сделают нас как всех – бедными. А вот наступит время, что людям позволят предприимчивость свою на деле реализовать, тогда-то и понадобятся инвестиции в экономику, и мы как раз пригодимся. А ещё, тоже важно, перед нами весь мир открыт. Куда хочешь, туда и езжай. А до войны-то за границу только начальники большие ездили, а народу выкуси с маслом. Сейчас ты кого-то из русских за границей видел? Не видел, одни эмигранты по всему миру мыкаются. И то они за границей не от хорошей жизни. Да и выпускать-то нашего брата тоже нельзя. Кто поедет за границу? Одни купчишки. Из грязи в князи. Мошну набил и ну весь мир на потеху публике покорять. Было и при царях такое, но потом на убыль пошло, потому что поняли, что в цене скромность и обходительность при больших барышах нужна. А шальные деньги как придут, так и уйдут.